Неточные совпадения
Ему грезилось в болезни, будто весь
мир осужден в жертву какой-то
страшной, неслыханной и невиданной моровой язве, идущей из глубины Азии на Европу.
Неуместно вспомнился изломанный, разбитый
мир Иеронима Босха, маски Леонардо да Винчи,
страшные рожи мудрецов вокруг Христа на картине Дюрера.
Только по итогам сделаешь вывод, что Лондон — первая столица в
мире, когда сочтешь, сколько громадных капиталов обращается в день или год, какой
страшный совершается прилив и отлив иностранцев в этом океане народонаселения, как здесь сходятся покрывающие всю Англию железные дороги, как по улицам из конца в конец города снуют десятки тысяч экипажей.
Все системы лечения, все знаменитости медицинского
мира в России и за границей — все было бессильно против этой
страшной болезни.
— Ты меня зарезал… Понимаешь: за-ре-зал… — неистово выкрикивал Василий Назарыч каким-то диким,
страшным голосом. — На старости лет пустил по
миру всю семью!.. Всех погубил!! всех!!
При ложном делении
мира на две части, которое вызывает необыкновенную лживость, научные открытия и технические изобретения представляют
страшную опасность все новых и новых войн.
Я думал, что
мир приближается путем
страшных жертв и страданий к решению всемирно-исторической проблемы Востока и Запада и что России выпадет в этом решении центральная роль.
И ныне перед европейским
миром стоят более
страшные опасности, чем те, которые я видел в этой войне.
Можно установить четыре периода в отношении человека к космосу: 1) погружение человека в космическую жизнь, зависимость от объектного
мира, невыделенность еще человеческой личности, человек не овладевает еще природой, его отношение магическое и мифологическое (примитивное скотоводство и земледелие, рабство); 2) освобождение от власти космических сил, от духов и демонов природы, борьба через аскезу, а не технику (элементарные формы хозяйства, крепостное право); 3) механизация природы, научное и техническое овладение природой, развитие индустрии в форме капитализма, освобождение труда и порабощение его, порабощение его эксплуатацией орудий производства и необходимость продавать труд за заработную плату; 4) разложение космического порядка в открытии бесконечно большого и бесконечно малого, образование новой организованности, в отличие от органичности, техникой и машинизмом,
страшное возрастание силы человека над природой и рабство человека у собственных открытий.
Темные разрушительные силы, убивающие нашу родину, все свои надежды основывают на том, что во всем
мире произойдет
страшный катаклизм и будут разрушены основы христианской культуры.
Если бы возможно было помыслить, лишь для пробы и для примера, что три эти вопроса
страшного духа бесследно утрачены в книгах и что их надо восстановить, вновь придумать и сочинить, чтоб внести опять в книги, и для этого собрать всех мудрецов земных — правителей, первосвященников, ученых, философов, поэтов — и задать им задачу: придумайте, сочините три вопроса, но такие, которые мало того, что соответствовали бы размеру события, но и выражали бы сверх того, в трех словах, в трех только фразах человеческих, всю будущую историю
мира и человечества, — то думаешь ли ты, что вся премудрость земли, вместе соединившаяся, могла бы придумать хоть что-нибудь подобное по силе и по глубине тем трем вопросам, которые действительно были предложены тебе тогда могучим и умным духом в пустыне?
Я не прерывал его. Тогда он рассказал мне, что прошлой ночью он видел тяжелый сон: он видел старую, развалившуюся юрту и в ней свою семью в
страшной бедности. Жена и дети зябли от холода и были голодны. Они просили его принести им дрова и прислать теплой одежды, обуви, какой-нибудь еды и спичек. То, что он сжигал, он посылал в загробный
мир своим родным, которые, по представлению Дерсу, на том свете жили так же, как и на этом.
Два врага, обезображенные голодом, умерли, их съели какие-нибудь ракообразные животные… корабль догнивает — смоленый канат качается себе по мутным волнам в темноте, холод
страшный, звери вымирают, история уже умерла, и место расчищено для новой жизни: наша эпоха зачислится в четвертую формацию, то есть если новый
мир дойдет до того, что сумеет считать до четырех.
Поэты видели не только грядущие зори, но что-то
страшное, надвигающееся на Россию и
мир (А.
Апокалиптические пророчества условны, а не фатальны, и человечество, вступив на путь христианского «общего дела», может избежать разрушения
мира,
Страшного суда и вечного осуждения.
В это время
мир уже приближался к
страшной мировой войне, которая открывает эру катастроф, несчастий и страданий, которым не видно конца.
— Да, бывает… Все бывает. Слопаете все отечество, а благодарных потомков пустите по
миру… И на это есть закон, и, может быть, самый
страшный: борьба за существование. Оберете вы все Зауралье, ваше степенство.
Но если христианское человечество соединится для общего братского дела победы над смертью и всеобщего воскресения, то оно может избежать фатального конца
мира, явления антихриста,
страшного суда и ада.
Он делает жуткое предсказание: если какой-нибудь народ попробует осуществить в своей стране марксизм, то это будет самая
страшная тирания, какую только видел
мир.
Ожидание мессианского исхода,
страшного суда над злом и торжества царства Божьего в
мире проходит через всю мировую историю.
Что Христос умер на кресте смертью раба, что Правда была распята, — это факт, который все знают, который принуждает и насилует, его признание не требует ни веры, ни любви; этот
страшный факт дан всему
миру, познан
миром.
Это —
страшный, убийственный рационализм, для которого не только наука, знание, но и сам
мир, само бытие есть результат рационализирования, суждения.
Под шапочкой иноки с нашитыми на ней белым восьмиконечным крестом и адамовой головой она точно хотела спрятаться от того
мира, который продолжал тянуть ее к себе, как
страшный призрак, как что-то роковое.
Но танцам, как и всему в
мире, есть конец. Наступает
страшная для Марьи Ивановны минута ужина, и я вижу, как она суетится около Василия Николаича, стараясь заранее заслужить его снисходительность.
Исправник пришел с испуганным лицом. Мы отчасти его уж знаем, и я только прибавлю, что это был смирнейший человек в
мире,
страшный трус по службе и еще больше того боявшийся своей жены. Ему рассказали, в чем дело.
Ничего не может быть
страшнее, как потерять зрение; это невыразимая обида, она отнимает у человека девять десятых
мира.
Все люди нашего христианского
мира знают, несомненно знают и по преданию, и по откровению, и по непререкаемому голосу совести, что убийство есть одно из самых
страшных преступлений, которые только может сделать человек, как это и сказано в Евангелии, и что не может быть этот грех убийства ограничен известными людьми, т. е. что одних людей грех убить, а других не грех.
И они бы действовали успешно, так как уверенность в
мире, я не говорю сам «
мир», а «полная уверенность в
мире», вызвала бы в людях развращенность и упадок, более разрушительно действующие, чем самая
страшная война.
Замечательно при этом то, что революционеры нападали на принцип непротивления злу насилием, несмотря на то, что он самый
страшный и опасный для всякого деспотизма, так как с тех пор, как стоит
мир, на противоположном принципе, необходимости противления злу насилием, основывались и основываются все насилия, от инквизиции до Шлиссельбургской крепости.
Но когда ты знаешь наверное, что ты всякую секунду можешь исчезнуть без малейшей возможности ни для себя, ни для тех, кого ты вовлечешь в свою ошибку, поправить ее, и знаешь, кроме того, что бы ты ни сделал во внешнем устройстве
мира, все это очень скоро и так же наверно, как и ты сам, исчезнет, не оставив следа, то очевидно, что не из-за чего тебе рисковать такой
страшной ошибкой.
«Напрасный гнев, — продолжает Мопассан, — негодование поэта. Война уважаема, почитаема теперь более, чем когда-либо. Искусный артист по этой части, гениальный убийца, г-н фон Мольтке отвечал однажды депутатам общества
мира следующими
страшными словами: «Война свята и божественного установления, война есть один из священных законов
мира, она поддерживает в людях все великие и благородные чувства: честь, бескорыстие, добродетель, храбрость. Только вследствие войны люди не впадают в самый грубый материализм».
Какой
страшный внутренний разрыв человека с людьми, с
миром!
Думаю я про него: должен был этот человек знать какое-то великое счастье, жил некогда великой и
страшной радостью, горел в огне — осветился изнутри, не угасил его и себе, и по сей день светит
миру душа его этим огнём, да не погаснет по вся дни жизни и до последнего часа.
Одним словом, в моей голове несся какой-то ураган, и мысли летели вперед с
страшной быстротой, как те английские скакуны, которые берут одно препятствие за другим с такой красивой энергией. В моей голове тоже происходила скачка на дорогой приз, какого еще не видал
мир.
На нем широкая одежда из шелка небесного цвета, ее осыпают зерна жемчуга — не больше пяти тысяч крупных зерен, да! На его
страшной седой голове белая шапка с рубином на острой верхушке, и качается, качается — сверкает этот кровавый глаз, озирая
мир.
Не мучь меня, прелестная Марина,
Не говори, что сан, а не меня
Избрала ты. Марина! ты не знаешь,
Как больно тем ты сердце мне язвишь —
Как! ежели… о
страшное сомненье! —
Скажи: когда б не царское рожденье
Назначила слепая мне судьба;
Когда б я был не Иоаннов сын,
Не сей давно забытый
миром отрок, —
Тогда б… тогда б любила ль ты меня?..
Ни один трагик в
мире не мог бы передать этого
страшного, разлетевшегося над морем шепота Доры. Она истинно была и грозна, и величественна в эту минуту.
Рогожин не любил ничего говорить о себе и, вероятно, считал себя мелочью, но он, например, живообразно повествовал о честности князя Федора Юрьича Ромодановского, как тот
страшные богатства царя Алексея Михайловича, о которых никто не знал, спрятал и потом, во время турецкой войны, Петру отдал; как князю Ивану Андреевичу Хованскому-Тарарую с сыном головы рубили в Воздвиженском; как у князя Василия Голицына роскошь шла до того, что дворец был медью крыт, а червонцы и серебро в погребах были ссыпаны, а потом родной внук его, Михайло Алексеич, при Анне Ивановне шутом состоял, за ее собакой ходил и за то при Белгородском
мире тремя тысячами жалован, и в посмеяние «Квасником» звался, и свадьба его с Авдотьей-калмычкой в Ледяном доме справлялась…
Почтенный смотритель древностей был
страшный русак и полагал, что все несчастья в
мире происходят оттого, что немцы на свете существуют.
Более того: смерть как бы уничтожалась совершенно в этом безумном
мире призраков и кукол, теряла свой великий и загадочный смысл, становилась также чем-то механическим и только поэтому
страшным.
— Отчего вы испугались? Разве я такая
страшная? — говорила она тонким, вздрагивающим голосом и осторожно, медленно подвигалась ко мне, держась за стену, точно она шла не по твердому полу, а по зыбкому канату, натянутому в воздухе. Это неумение ходить еще больше уподобляло ее существу иного
мира. Она вся вздрагивала, как будто в ноги ей впивались иглы, а стена жгла ее детские пухлые руки. И пальцы рук были странно неподвижны.
Я тогда был так еще молод, что все справедливые опасения Глинки насчет возникающей военной грозы и
страшных сил Наполеона казались мне преувеличенными, а угрозы взять Москву и Петербург — намерением запугать нас и заставить заключить невыгодный для нас
мир.
для зубрилы единица казалась самым
страшным предметом в
мире.
И замечательно то, что всё это коломенское население, весь этот
мир бедных старух, мелких чиновников, мелких артистов и, словом, всей мелюзги, которую мы только поименовали, соглашались лучше терпеть и выносить последнюю крайность, нежели обратиться к
страшному ростовщику; находили даже умерших от голода старух, которые лучше соглашались умертвить свое тело, нежели погубить душу.
В самом деле, мы впадаем в
страшное самообольщение, когда считаем свои писания столь важными для народной жизни; мы строим воздушные замки, когда полагаем, что от наших слов может переменяться ход исторических событий, хотя бы и самых мелких. Конечно, приятно и легко строить воздушные
миры
Когда человечество, еще не сознавая своих внутренних сил, находилось совершенно под влиянием внешнего
мира и, под влиянием неопытного воображения, во всем видело какие-то таинственные силы, добрые и злые, и олицетворяло их в чудовищных размерах, тогда и в поэзии являлись те же чудовищные формы и та же подавленность человека
страшными силами природы.
Мне тяжело. Мне безумно тяжело, как ни одному в
мире человеку, и волосы мои седеют, — но это другое. Другое.
Страшное, неожиданное, невероятное в своей ужасной простоте.
Отчаяньем, воспоминаньем
страшным,
Сознаньем беззаконья моего,
И ужасом той мертвой пустоты,
Которую в моем дому встречаю —
И новостью сих бешеных веселий,
И благодатным ядом этой чаши,
И ласками (прости меня, Господь)
Погибшего, но милого созданья…
Тень матери не вызовет меня
Отселе, — поздно, слышу голос твой,
Меня зовущий, — признаю усилья
Меня спасти… старик, иди же с
миром;
Но проклят будь, кто за тобой пойдет!
Явилась ли это сама душа покойника в новой оболочке, полученной ею в другом
мире, из которого она вернулась на мгновение, чтобы наказать оскорбительную дерзость, или, быть может, это был еще более
страшный гость, — сам дух замка, вышедший сквозь пол соседней комнаты из подземелья!..
Известно, что в сумерках в душах обнаруживается какая-то особенная чувствительность — возникает новый
мир, затмевающий тот, который был при свете: хорошо знакомые предметы обычных форм становятся чем-то прихотливым, непонятным и, наконец, даже
страшным.